Московский театр «Et Cetera» под руководством Александра Калягина привез в наш город почти премьерный спектакль - «Ревизор. Версия» в постановке главного режиссера театра Роберта Стуруа. Спектакль этот делался к 75-летнему юбилею Калягина, который был в прошлом году. Так что сейчас должен находиться, так сказать, в расцвете. Но впечатления оставил двоякие: «расцветает» в нем только сам Калягин, всё остальное - как бы между прочим.
Идем на рекорд?
Хотя заявка была громкая - создатели явно шли на рекорд. Во-первых, Стуруа максимально укоротил пьесу Гоголя: спектакль идет полтора часа - короче постановку по четырехактной пьесе найти сложно. Во-вторых - и в-главных - Калягин играет не Городничего, как можно было подумать, а - внимание! - Хлестакова. И это самый «возрастной» Хлестаков в истории театра.
Ну и третий рекорд: ни одного критического замечания в адрес спектакля найти в официальных, то есть написанных не зрителями, а профессионалами, рецензиях невозможно. А так не бывает: обычно всегда найдется тот, кому не понравилось, или тот, кто разглядит хоть какие-то недостатки. Потому что идеальных постановок не бывает. Но, судя по рецензиям на «Ревизора» Стуруа, это как раз тот случай, когда всё идеально. Читай - гениально.
И тут закрадываются некоторые подозрения, почти по Гоголю. Если в «Ревизоре» чиновники боялись заехавшего в город «петербургского чиновника», так, может, московские критики боятся председателя Союза театральных деятелей России, коим является Александр Калягин? Но это так, информация к размышлению.
Поэтому сейчас будет еще один рекорд: первая критическая статья.
В остальных ролях… люстра
Как известно, «Ревизор» - это комедия. «Версия» может быть какой угодно. У «Et Cetera» - получилась никакой, хотя явно задумывалась как легкий хоррор. В придуманной Александром Боровским сценографии минимум декораций, на заднем плане - стена с окнами-дверями. И лишь поднимающаяся, опускающаяся и хлопающая перегоревшими лампочками под мрачную музыку старинная люстра притягивает внимание. Похоже, что перед люстрой режиссер поставил четкие задачи. В отличие от актеров.
Кстати, количество чиновников в пьесе, так же как и их монологи, тоже подсокращено. Да чиновников и вообще могло не быть. Удивительно, как таких ярких персонажей, какими они предстают у Гоголя, удалось превратить в пустое место. Ни одного запоминающегося лица, фразы, жеста… Только мрачный Городничий (Владимир Скворцов) с замашками современного хозяина жизни еще как-то выделяется. Ну уж без Городничего всё это вообще не имело бы смысла. Надо же Хлестакову с кем-то взаимодействовать.
В общем, на сцене все ждут появления «инкогнито из Петербурга», ждут его и в зале. Потому что до появления Хлестакова можно наблюдать только за «актерскими находками» люстры. Всё остальное ни то что не смешно и не страшно - мертво.
И наконец Хлестаков - Калягин предстает перед зрителями. Он сидит в… инвалидной коляске. Это очень пожилой человек, судя по капризными интонациям, уже в некотором маразме, но с ирокезом на голове. Стуруа и Калягин не стали кокетничать со зрителем и делать вид, что герою, как у Гоголя, 23 года. Нет, этот Хлестаков - дряхл и немощен, и даже знаменитый монолог о своей бурной петербургской деятельности произносит без особого куража и энтузиазма.
Король без свиты
Интересно, что показывали гастрольный спектакль на сцене БДТ, где когда-то играл Хлестакова сорокалетний Олег Басилашвили. Так сколько тогда было разговоров о его возрасте! Кстати, сам Олег Валерианович был в зале, и, наверное, ему было что вспомнить.
Но если Басилашвили играл все-таки двадцатилетнего, то Калягин с блеском играет старость. Его Хлестаков уже устал от жизни, ему не хочется хвастаться и любезничать с женщинами: сцены с женой и дочерью Городничего вообще больше напоминают совсем другую историю - «Дядюшкин сон». Всё он делает через силу, иногда засыпает «в процессе», и даже чемодан с деньгами берет нехотя. А быстренькое складывание чиновниками денег в этот чемодан, между прочим, заменило блестящую сцену дачи взяток, написанную Гоголем.
Но, как уж было сказано выше, все остальные действующие лица, извините за каламбур, не играют в этом спектакле никакой роли. И тут хочется посочувствовать тем, кто вдруг не в курсе, о чем пьеса «Ревизор» и почему она так знаменита, - после спектакля Стуруа они этого так и узнают. Всё урезано, скомкано, бессмысленно.
Так же как бессмысленно существование Хлестакова, которого волнует только прием пищи. «Как эта рыба называлась?» - каждые пять минут интересуется он. И повторяет все время: «Лабардан, лабардан». Понятно, что в отличие от окружающих, Калягин преподносит эту бессмысленность феерично, демонстрируя все грани своего актерского дарования. Маленький праздник для зрителей все-таки случается.
Но вдруг резко, буквально на полуслове все заканчивается. «Мне надо уехать», - бормочет капризный старик и укатывает на своей коляске. А публика опять остается с невнятными персонажами, не вызывающими никаких эмоций.
Но это еще не финал. Финал будет неожиданным и ярким, дающим представление о том, каким бы мог стать этот спектакль, но, к сожалению, не стал. К ошарашенным чиновникам снова выходит - уже сам, без коляски - герой Калягина и, чеканя шаг, жестко сообщает, что чиновник по особым поручениям Иван Александрович Хлестаков прибыл и желает их видеть незамедлительно. Немая сцена.
Вывод один: большой артист, как и большой чиновник, всегда чуть-чуть мистификатор. Надо только не забывать, что свита тоже играет короля…
Анна ВЕТЛИНСКАЯ,
интернет-журнал «Интересант»