Режиссер Андрей Прикотенко инсценировал несколько хрестоматийных рассказов Михаила Зощенко, объединил их в безантрактный двухчасовой театрально-музыкальный марафон и привлек в свой творческий замысел как корифеев «Балтийского дома», так и совсем молодых актеров. То, что получилось в итоге, было четыре раза названо фамилией писателя - «Зощенко Зощенко Зощенко Зощенко». Ведущий вечера пытался объяснить, почему, но всё равно осталось непонятно. А вот подзаголовок действия, хоть и написан не по-нашему - communal club, но гораздо больше доходчив. Жанр определен точно.
Персонажи спектакля, они же жильцы коммунальной квартиры № 9, не знают продыху. Мало того что они постоянно в движении - большинство из них играют на музыкальных инструментах, остальные бутафорят и все поют. Концерт - банальное и неполное определение всего увиденного. Для квартирника не хватает душевности и интимности, для кабаре - жеманности и декоративности. Но эстетика в представлении есть. И, как и полагается для жизни в коммуналке - тем более в зощенковской, это эстетика саморазрушения. И просто разрушения.
Тексты, звучащие в спектакле, на слуху - и про три влюбленные парочки, едва не обменявшиеся мужьями и женами, и про не желающего помирать вредного старичка, и про скверного пациента, неаккуратно покушавшего из прибора, на котором ел коклюшный ребенок. И всё остальное зачитано до дыр. Режиссеру для того, чтобы сделать этого Зощенко «своим», а не виденным-слышанным ранее, приходится бежать к зрителю очертя голову. Провоцируя, смеша, развлекая, понуждая к мыслительному процессу, который в принципе в последнее время не в чести. Иногда даже Прикотенко и раздражал. Но в итоге всё получилось. Ну, почти всё.
Дарья Юргенс в образе Настройщика не только задавала тон действию (в прямом смысле - с камертоном в руке), но и несла ответственность за шизофреническую составляющую происходящего на сцене. В ней зрителю был явлен тот самый внутренний голос, который порой помогает, а порой сбивает с толку. Именно он смущает душу, звуча нараспев в самый неподходящий момент в головах даже жителей коммуналок. И жажда заветных бутылочек обуславливается его действием. И особые лекарственные средства доктора прописывают из-за него, окаянного. Тут уж кому насколько повезет.
Пока Настройщик тихой сапой верховодит жителями коммунальной квартиры, они пытаются жить в своей картине мира. В присутствии звездной мамы-Юргенс актеру Егору Лесникову, которому из всего состава довелось вертеться больше всего, не остается ничего иного, кроме как выжаться до последней капли. Но сказать, что остальным, еще не дослужившимся до званий, актерам на сцене намного легче, было бы ложью. Ведь всем приходилось ни на мгновение не забывать про пластическую картину спектакля, местами проделывать настоящие акробатические этюды, орудовать на сцене швабрами, ведрами, окатывать себя потоками воды, маршировать под задорные ритмы Александры Пахмутовой - словом, много чего на сцене происходит. И при этом у каждого - не один образ. И эти ипостаси порой сменяют друг друга молниеносно.
Равнялись молодые артисты не только на Дарью Юргенс. Абсолютно новой и незнакомой оказалась на премьере Ирина Соколова. Колченогий летаргический старичок, эдакая зловредная сквернословящая редиска в гнусном картузе - актриса стала самым смешным пунктом из всех остальных смешных пунктов программы. Нельзя обойтись без ложки дегтя: именно на долю Соколовой выпала и самая маловразумительная часть спектакля. Но здесь уж точно виноват Прикотенко или тот, кто посоветовал режиссеру вставить в программу номер с аллюзиями на политических лидеров. Все эти хрущевские «кузькины матери», брежневские «масиськи», ельцинские утробные звукоизвлечения и даже сакраментальное «мочить в сортире» выглядели вторично, третично и четвертично. Как само название спектакля.
Отдельные слова - о музыкальных и «незощенковских» литературных вставках в представление. Вся коммунальная вселенная парадоксальным образом пронизана не только ожидаемо органичной музыкальной пропагандой. Лейтмотивом спектакля стала одна из самых известных мелодий Эдуарда Артемьева. Неразбериху вокруг напрасно вызванных похоронных лошадей сопровождает вычурный - какой же еще! - романс Вертинского. Зрители услышат также венценосных Шопена и Баха, бузотера Шнурова и рэпера Фаррелла Уильямса - и много кого еще. И даже стихам Дмитрия Пригова и Николая Гумилева найдется место в коммунальной квартире № 9.
Еще несколько имен, которые сделали спектакль. Женские образы в принципе были прекрасны - за что спасибо Ульяне Фомичевой, Марии Лысюк и Анастасии Подосинниковой. В общей тьме декораций не давали устать глазу костюмы Ольги Шаишмелашвили. Хореограф Мария Кораблева просто утрамбовала всеобщее мельтешение в единое течение пространства и времени.
А вывод из всей этой зощенковской вакханалии последует самый печальный. К нему легко придет всякий, кто помнит коммунальный стиль всей прошлой жизни - без божества, без вдохновенья, с одними лишь квадратными метрами в головах. Если не абстрагироваться от всего этого, если задуматься, на что были положены десятилетия истории страны - вряд ли мир покажется разноцветным и прекрасным. Поэтому самым правильным будет посмеяться. Как это делал Михаил Зощенко и как это делают в «Балтийском доме».
Евгений ХАКНАЗАРОВ,
интернет-журнал «Интересант»